Космическая Одиссея: Thirty Seconds to Mars вернулись с новым альбомом, но с
той же разрушительной позицией
В одном, ничем не примечательном
здании, расположенном внизу долины, настоящая рок-легенда Дон Хенли, основатель The Eagles,
импровизирует на гитаре. К сожалению, он делает это за огромной черной дверью с
надписью: «ВХОД ВОСПРЕЩЕН. РЕПЕТИЦИЯ». Снаружи, среди сотни ящиков с
оборудованием мистера Хенли, Джаред Лето с широкой улыбкой и с явным обожанием,
уловив заглушенную мелодию «The boys of summer», спрашивает
меня: «Ты знаешь, кто там?»
— Звучит как Дон Хенли, — говорю я.
— Конечно, ЭТО Дон Хенли, — говорит
Лето. — Дон. Fucking. Хенли! Там! Как тебе это?
Лето здесь для репетиции тоже.
Фактически, это впервые Джаред со своими коллегами по 30 Seconds To Mars (основанная вместе с братом около 12 лет назад)
играют вместе, в похожей на пещеру репетиционной базе возле студии Дона Хенли
(жаль, но мы так и не столкнулись с ним лично). Я присоединился к Лето чуть
позже, он стоял посреди комнаты на импровизированной сцене с белой гитарой, Fender Stratocaster,
на плече. Он был одет в тонкую белую футболку, в которой он сам сделал глубокий
вырез, узкие джинсы и черно-розовые Nike. От пола до
потолка, стены были увешаны шторами
цвета выцветшей крови, а свет исходил лишь от нескольких слабых ламп: было так
темно, что с дивана в углу комнаты, было трудно различить действия Джареда,
лишь голос и мелодия гитары выдавали всю его меланхолию. Он сделал громче и
усилил эхо так, что комната заполнилась мрачными звуками. Остальная группа (постоянные участники: барабанщик —
Шеннон Лето и гитарист — Томо Милишевич, а также концертные участники — Тим и
Брекстон) обедала вместе с другими членами команды, и Лето, кажется, забыл, что
я и его ассистент Эмма все еще в комнате. Можно представить, что ему снова 17 и
он поет в своей комнате.
Только ему 37 на самом деле и через две
недели он выступит на сцене в Париже, на первом шоу уже совсем другого тура 30 Seconds ToMars. Лето очень встревожен прогрессом их деятельности.
«Я не хочу сказать, что на нас вылили кучу дерьма, — он говорит Милишевичу по
телефону, — но весь тот путь, что мы прошли, был адом».
— У меня куча дел сейчас, — говорит он,
выходя из здания на улицу, — Вы пришли в очень интересное время для меня, как в
личном плане, так и в профессиональном.
Лето ест вегетарианскую лапшу, которую
щедро полил соусом («Вы же знаете, как иногда трудно остановиться есть горячий
соус? Я сейчас как раз в такой ситуации»), как вдруг, он заметил что-то на
ближайшем дереве.
— Кажется, это маленький богомол, —
говорит он, оставляя свою еду и протягивая к нему руки. Насекомое безразлично
перелезло к нему на руку. Он, все еще держа руку на уровне глаз, разглядывал
огненно-красную спинку и усики насекомого, — Да, это он!
— Вы не считаете их замечательными?
Такими спокойными. Они похожи своим взглядом на собак.
Удивительная близость с животными только
подтверждается выходом нового альбома 30 Seconds To Mars «This IsWar». Первый сингл альбома, «Kings & Queens», начинается из чириканья цикады.
— Я переслушал очень много звуков
насекомых вместе со звуковым дизайнером для того кусочка фильма, который я
снял, — рассказывает Джаред, — когда я услышал этот звук, я очень удивился.
ВАУ! Что это? Оно нам подходит! Это были насекомые Южной Америки. И сразу же
всплывают очень далекие воспоминания, вы понимаете? Часто мы не замечаем
звуков, которые нас окружают, ведь они кажутся такими привычными, но это
саундтрек нашей жизни...
Лето родился на Юге, в Луизиане,
удивительно, но некоторые детали его детства остаются все еще слишком туманными
и противоречивыми.
— В принципе, я не рассказываю об этом.
Люди собирают некоторые факты моей биографии вместе, но они неправы, — говорит
он, сидя возле репетиционной базы. Его правая нога качается в такт гитарному
рифу Хенли, который играет за соседней дверью.
— Так четко... Звучит, как запись на
диске, — говорит Джаред, потряхивая головой, — Дон Хенли, дружище, это очень
странно! Ты заставляешь меня рассказывать те вещи, которые лучше не
рассказывать.
— Я родился бедными, белым мальчиком, —
продолжил он, — мы очень гордимся нашими корнями, ведь мы стали чем-то из
ничего, а ничего — это плохая вещь. У нас была лишь мама, которая воспитывала
брата и меня с лет 18, кажется. Мы были бродягами и это было странствующее детство;
мы убегали вместе с мамой от угнетающей природы Юга. Это было приключение и
продолжает им оставаться по сей день. Это было чудесно. Это было приключение мечты,
но также было очень тяжело, а иногда становилось все хуже и хуже с каждой
минутой.
Джаред рассказал нам о некоторых
интересных вызовах судьбы. Он всегда скрывал подробности своей личной жизни и, отвечая
на щекотливые вопросы, он чрезвычайно долго подбирает слова, чтобы случайно не
выболтать чего лишнего. Иногда он не отвечает по существу, либо вообще не
отвечает, но практически всегда из его рассказов выплывает что-нибудь
интересное. После длительной паузы, он продолжает:
— Знаете, что самое интересное в
Американской Мечте, это то, что ты можешь определить свою судьбу. Ты можешь
добиваться чего-то, бороться за то, во что веришь. Твои мечты — это законно
положенные тебе цели. И это важная тема альбома — Американская Мечта, которая
таковой уже не является, это скорее — Западная Мечта.
Музыка за соседними дверями оборвалась,
но Лето, кажется, этого не заметил.
— И, несомненно, это имеет свои «за» и «против». Особенно, когда размышлять
об этом в плане потребления. Это один из основных социо-патогенных аспектов. Но
есть и позитивная сторона во всем этом...
Его прервала Эмма, которая напомнила, что,
если он хочет вовремя попасть в офис в Западном Лос-Анджелесе, где последних
несколько дней Джаред вместе с прославленным монтажером Николасом Веймэном
Харрисом работают над клипом «Kings & Queens», нужно выехать сейчас.
Пока мы подходили к машине, Джаред
быстро побеседовал с группой («Продолжайте играть, снова и снова. Не
беспокойтесь о технической игре сейчас. Нам нужно лишь запомнить песни»). Джаред
все еще ездит в своем 12 ти летнем черном Yukon,
с хлопьями из отрубей в глиняной миске на подлокотнике и с остатками чего-то
съедобного в стакане.
— Ну, здесь вы можете увидеть мой
завтрак, — говорит он, пожимая плечами и передавая миску Эмме, которая
собирается ехать на своей машине.
Ему нравится говорить в своей машине,
так как за те несколько дней, что я провел с ним, почти все разговоры
происходили здесь. Он возмещает свое использование углерода, и наклейка на окне
подтверждает это. Мы выехали со стоянки на дорогу. Лето выделяется среди
артистов и подтверждает, что позиция, которую он выбрал для себя, очень влияет на
его жизнь — на музыку, на действия.
— Давайте допустим такую ситуацию, если
ты родился в угольном городке, то не стоит думать, что всю жизнь придется
работать на шахте, — говорит он,
разыскивая очки — пару «авиаторов» он нашел на полу, — Я всегда думал, что искусство будет моей
жизнью. Либо это, либо продажа наркотиков. У меня всегда было отвращение к
корпоративным структурам и четко определенной работе. Мне нравиться исследовать
разные вещи.
Джаред поверхностно занимался музыкой,
пока учился в артшколе в Филадельфии, а потом в Нью-Йорке. По его словам, он
никогда не представлял себе, что будет играть в группе, писать песни и ездить в
туры. Ему это казалось чем-то нереальным.
— Можно не работать над этим, просто
нужно быть избранным. А на счет актерства — я не думаю, что этому можно
научиться, ходить на прослушивания, найти себе агента, получить маленькую роль
и построить карьеру. Меня это не пугало и это не было частью моих желаний. У
меня никогда не было чьих-то плакатов на стене. Мне нравились: Джексон Поллок, Led Zeppelin,
когда стал постарше: Ансель Адамс, Джорджия О’Киф,
Ричард Аведон. Я ничего не знал о поп-исполнителях, но сейчас, кажется, что
даже дети знают о них. Я не знаю в лицо те группы, которые мне нравятся. Но
сейчас все по-другому. Вы видите их вместе.
В нью-йоркском колледже Джаред любил
наблюдать за балеринами.
— Они меня очаровывали, — говорит он,
пока мы проезжали мимо тематически разных ресторанчиков. У одного была форма
сомбреро, у другого — бочки, чем Джаред был очень очарован.
— Я часто посещал всевозможные
арт-секции, — продолжил он, — у меня к этому был интерес, но я думаю, я был
немного противоречив. Странно, я никогда не обсуждал этого ни с кем. Но иногда,
ты даже не задумываешься, какое
воздействие имеют на тебя некоторые вещи, пока не пройдешь через них и не
оглянешься назад. Несомненно, что многое на меня влияло, в том числе и люди, их
храбрость. Благодаря этому, я загорелся музыкой. Я бросил фильмопроизводство,
актерство и все время посвящал музыке.
У Лето были маленькие роли, но
непродолжительный сериал «Моя так называемая жизнь» оставила его в памяти
телезрителей задумчивым, загадочным учеником высшей школы Джорданом Каталано.
Он был противоположностью Клер Дейнс, которая сделала его предметом обожания
целого поколения. Но Лето — музыкант, чья группа не только знаменита, но и попыталась
расширить границы своего общения с фанами.
— Это был очень короткий период моей
жизни, всего 17 серий, проект был закрыт
даже до того, как закончились съемки, — говорит он, поправляя волосы, — я
думаю, сериал показывали достаточно много раз, и это не могло не отразиться на
людях. Это был очень короткий опыт. Я рад, что у меня была возможность сделать
это, я всегда буду благодарен за это.
Но как же после полуночная слава? Толпы
кричащих девчонок?
— Это было как медленное воспламенение,
— он говорит, — мне это очень не нравилось. Когда люди замечают тебя из-за
твоей работы, становится немного стыдно, вы понимаете? Я всегда переживал, как
поступать в такие моменты. Это странно, нереально. Но мне повезло — люди всегда
были слишком добры ко мне. Я слишком долго все строил, поэтому я научился
справляться с этим. Я не доверяю популярности. Я всегда был достаточно скрытным
человеком. Так что я.....думаю, могу справиться с этим.
Но Лето здесь не для того, чтобы
говорить о своей актерской карьере. (После «Моей так называемой жизни», Джаред
появился в таких фильмах как Американский психопат, Прерванная жизнь, Тонкая
Красная Линия, Реквием по Мечте, где он сыграл наркозависимого Гари Голдфарба).
Единственная страсть для него сейчас — музыка, а 30 Seconds To Mars — самое
важное в жизни.
-
Мы на каком-то инстинктивном уровне понимаем насколько это важно для нас, —
говорит он, — Настолько важно, как ничто другое ни для кого другого, как для
меня, Шеннона и Томо.
Мы застряли в пробке на шоссе I—10 среди коричневых холмов каньона. Казалось,
Джаред сейчас думает: «А не поехать ли
по обочине?», но все-таки он сдерживается от этого поступка.
«This Is War»,
третий студийный альбом 30 Seconds To Mars,
представляет этап группы, которая год назад столкнулась с 30 ти миллионным иском
их лейбла EMI.
— Суть в том, что мы продали 3,5
миллиона альбомов по всему миру и не получили ни единого пенни, — рассказывает
Джаред, — несмотря на это, они еще хотели, чтобы мы начали запись этого альбома
в то время, когда у нас был 2х миллионный долг. Не понимаете этого? Я сам не
понимаю до сих пор. И никогда не пойму. Поэтому, мы пошли на войну, бороться за
то, во что веришь. Мы отказались сдаваться до тех пор, пока они не займутся
нашим делом. И когда, наконец-то, они занялись им, мы смогли заключить мир и
двигаться дальше. Но это была долгая, иногда грязная, жестокая, кровавая битва.
Это занимало все время, и я старался взять большую часть на себя. Я пытался,
как мог, оградить Шеннона и Томо от этого всего, чтобы лучше сконцентрироваться
на записи альбома своими силами. Мы очень, очень рады, что приняли участие в
этой битве. Мы никогда не сомневались, что это было правильным решением, но также
мы не знали, чем это все закончится. Иногда мы смотрели друг на друга и думали:
«А что, если они выиграют?» Но, в конце концов, мы выстояли, и это всегда будет
частью нашей истории. Я думаю, «This Is War»
— очень подходящее название для альбома по многим причинам. Это не самое
экстраординарное название для альбома на планете, но оно ему очень подходит.
«This Is War»
был записан, как Лето сами называют, в Лаборатории, в студии-доме на
Голливудских Холмах, где живут братья Лето. Это грандиозно звучащая запись,
эпическая и дорогая. Кажется, процесс создания альбома (Флуд и Стив Лилливайт
немного помогли ребятам) оставил на группе неизгладимый след.
— Я вижу третий альбом, как часть
трилогии и как некое превращение, — говорит Лето, — я говорил об этом ранее с Флудом
— мне кажется, что он обладает способностью находиться с группами в период их
карьерной трансформации (Флуд работал с DepecheMode, the Smashing Pumpkins,U2, которые заработали для него номинацию Грэмми, Sigur Ros, Nine Inch Nails, the Jesus и Mary Chain и другие). Я ощущал, что нахожусь в правильном месте, как
автор, а группа — как музыканты, готовые сделать этот прыжок, а он был
идеальным человеком, чтобы помочь нам в этом. Я всегда очень методично и серьезно
отношусь к написанию песен и последующей их записи. Я написал около 120 песен,
выбрал вместе с Флудом из них только 30, а потом и вовсе — 12.
Так как группа работала над записью во
время разбирательств с EMI, у них не было
окончательной даты.
— Это было подарком, — рассказывает
Джаред, — Я всегда говорил: «Что сегодня проклятие, завтра — благословление». И
это — истина.
Мы заметили парня, идущего по тротуару
вдоль трассы. Когда мы с ним поравнялись, Джаред опустил окно и спросил: «Дружище,
тебя подвезти?» Парень отказался, а Лето продолжил:
— Мы создавали эти песни по своим
понятиям и следовали своим инстинктам, и вот, что получилось. Это лучшее, что
мы могли сделать. Это то, что мы хотели сказать. Это то, кем мы являемся. И
этот альбом является тем, что мы хотели высказать в данный период. Это мнение
не касается вечности, оно как отражение определенного периода наших жизней.
Канье Вэст участвовал в записи песни «Hurricane», одной из первых написанных Джаредом
для этого альбома. Это было зимой 2007 года в Берлине. Это очень атмосферный
трек, судьба которого — стать синглом и Вэст действительно там поет — без Auto-Tune.
— Этот альбом очень концептуальный, —
говорит Лето, — Я хотел, чтобы он звучал, как будто ты слушаешь фильм. Он очень
визуальный. Люди говорят, что он похож на саундтрек к фильму, и это очень
впечатляет, что ты добился своей цели.
Первый сингл «Kings
& Queens» уже покоряет радио эфиры, и не покидает Топ-10.
Но, несмотря на то, сколько фанов 30 Seconds ToMars приобретет благодаря «ThisIs War»,
группа уже имеет достаточно устоявшуюся всемирную фан-базу, которую Лето
считает не только ключом к успеху, но и причиной существования группы вообще.
— Вы не поймете 30 Seconds To Mars, если
вы не понимаете нашу всемирную семью и общество, которое развивает идею. Это не
только 3 парня в группе. Название представляет всю суть сотрудничества и
общения, — объясняет Лето, — Однажды мне сказали, что 30 Seconds To Mars — это
результат деятельности фанов. Мне даже не нравится употреблять слово «фан». Я
всегда пытаюсь делиться опытом и предлагаю принимать участие, непосредственно,
в действии. Вот, что это для нас. Идея
30 Seconds To Mars — не только музыка. Это жизнь и все эти люди делятся
своим опытом со мной, Шенноном и Томо. И даже больше.
Вам может показаться, что Джаред просто
преувеличивает, но это не так. Когда он делал видео на «Kings & Queens (Джаред снял
все свои клипы, но используя псевдоним Бартоломью Каббинса) пару ночей назад,
он пригласил поучаствовать в поездке по Лос-Анджелесу всех своих фанов. Больше
того, ребята провели в восьми странах мира Саммиты, где собирались фаны для
помощи в создании альбома. Когда Джаред получил от иранского парня сообщение о
том, что он не может попасть ни на один Саммит, Лето решил сделать его онлайн.
— Так что, когда вам кажется, что вы
слышите хор в «Kings & Queens», то так оно и есть, тысячи и тысячи людей со всего
мира поют, — рассказывает он, пока мы спускаемся в подземный гараж монтажной
студии, — и это не только в этой песне, в большинстве песен альбома
присутствует хор.
Фаны группы, так называемый Эшелон,
присутствует в альбоме также визуально. Лето провел акцию «Лица Марса», в
которой участники присылали свои фото ребятам. Первые 2000 фотографий, которые
соответствовали некоторым требованиям стали обложками нового альбома.
— Это часть популяризации того, что мы
делаем, — говорит Джаред, — не элитаризация.
Наверху, возле монтажной студии, он взял
с холодильника «Pom» и уселся на
широкий диван.
— Так было всегда, люди либо с вами
согласны на 1000% либо нет, — продолжил он, — мы не создали просто коллекцию
синглов, мы не пытаемся продать побольше альбомов и заработать денег. Мы не
стремимся добиться славы или денег. Thirty Seconds To Mars — это наш воздух, кровь и наши кости.
Это все. Все.
Перевод с английского i-ha
|
